Р. Гордон - Пуля для звезды. [Пуля для звезды. Киноманьяк. Я должен был ее убить. Хотите стать вдовой?]
— Право, не знаю, что бы я делал без тебя, Маги…
В дверь постучали.
— Да? — ответила секретарша.
В приоткрывшуюся дверь просунулась голова горничной (опыт научил Маги нанимать только малопривлекательных женщин).
— Мсье спрашивают журналист и фотограф…
— Вышвырните их вон! — рявкнул актер.
— Что за газета? — спросила Маги.
— «Франс Пресс», — ответила горничная.
Секретарша вспомнила о звонке Бруно Мерли.
— Позвольте им сделать снимки, — попросила она.
— Пускай проваливают! — возразил Фабрис.
Но сквозь приоткрытую дверь уже полыхнула вспышка.
— Слишком поздно! — бросил поймавший в объектив актера Джо, более рослый, чем служанка.
— Чертовы…
Фабрис тут же забыл про свой гнев, узнав появившегося вслед за фотографом Бруно Мерли.
— Маги, не этот ли очаровательный мальчик имел счастье потискать тебя на кладбище, когда ты падала в обморок?
Лицо секретарши покрылось красными пятнами, в то время как Бруно улыбнулся. Фабрис подошел к Джо, чтобы шепнуть ему на ушко, но так, чтобы слышали все присутствовавшие:
— Она была так возбуждена…
Маги заставила себя не отвечать Фабрису, продолжавшему свою игру.
— Прошу вас, не ревнуйте к Мащаеву, — сказал он Бруно. — Я вам клянусь, он ничего не значит для Маги… тем более сегодня. Ибо уже пять лет… Ах!
Фабрис изобразил экстаз, затем с серьезным видом продолжал:
— В конце концов, это не стоит объяснять, бедняжка ужасно стеснителен. Достаточно одной фразы: плоть слаба.
Фабрис оставил Бруно и, подойдя к костюмеру, взял его за плечи.
— Впрочем, Пепе, следует быть обходительным, не правда ли, Пепе?
Костюмер, до этого не следивший за разговором, но удивленный нервозностью Фабриса, поспешил согласиться.
— Я сейчас же ухожу.
— Будьте любезны, ребята, помогите ему донести коробки и корзинки до лифта.
— Надеюсь, вы не прихватите с собой вам не принадлежащее? Нет? Значит, вы стареете, дружище! Идите, идите и не забудьте расширить все мои брюки! — бросил он в сторону Мащаева.
Мащаев ушел с Бруно и Джо, нагруженными многочисленными связанными вместе коробками.
— Вы иногда одиозны, — отметила Маги.
— Это потому, что я несчастен, — задумчиво ответил Фабрис.
Но Маги слишком хорошо знала Фабриса, чтобы доверяться его изречениям.
— Вы неисправимы… — вздохнула она.
— Вот это и надо повторять режиссерам!
— Боже мой! Вы оставили шапку! — воскликнула Маги.
— Это не существенно, если она мне идет…
Вновь появились Бруно с Джо.
— Можно сделать еще один снимок? — спросил Джо.
— В шапке или без?
— В ней.
— К вашим услугам.
Дважды полыхнула вспышка, потом Фабрис сорвал с головы меховую шапку и забросил ее подальше.
— В новом фильме мне хотелось бы быть вот с такой шевелюрой от начала и до конца. Солнце, девочки и совсем немного диалога, типа: «Меня мучит жажда!» и «Еще!». Пройдемте в мою комнату, — пригласил молодых людей актер. — И ничего не бойтесь, вы не в моем вкусе!
Теперь они втроем очутились перед баром.
— Виски, джин, водка, шампанское или всего понемногу? — предложил Фабрис, играя шейкером.
— Мне без алкоголя, — сказал Бруно.
— Что так? — воскликнул актер, будто услышав что-то несуразное.
— Если я выпью, то не смогу написать и строчки…
— А у меня все наоборот. Если я не выпью, то ничего не сыграю. Бастер Китон! — заявил Фабрис, невозможно гримасничая.
Реакции не последовало.
— Это не смешно? Тем хуже! — продолжал он. — Во всяком случае, не лепите этого в вашу газетную «утку», тем более, что я уже достаточно прослыл пьяницей… заслуженно, надо признать.
— Водка, — решился долго колебавшийся Джо.
— Храбрый малыш, — признал Фабрис, протягивая тому бокал. — И надеюсь, снимки он не запорет!
— Для детей! — сообщил он важно, наливая грейпфрутового сока Бруно.
— За Францию! — заключил актер, поднимая полный стакан виски с каплей апельсинового сока.
Выпив, Фабрис указал журналисту на прозрачное пластиковое кресло.
— Это безобразно, но удобно… и потом, это для звезд! — объяснил он, упав в кресло подобное тому, куда сел Бруно.
— Мне хотелось бы задать вам несколько вопросов по поводу…
— Михаила Строгова! — пропел, закатив к небу глаза, Фабрис.
— Вовсе нет.
— Тем лучше, ибо у меня создается впечатление, что я снимаюсь в нем пятый раз!
— Мне хотелось бы поговорить о фильме Жан-Габриэля Эрналя.
— Забавная мысль.
— Фильм Эрналя был показан во время наших съемок в Испании и прошел с огромных успехом, — сообщила неслышно вошедшая Маги.
— Вы не чувствуете, что над вами нависла угроза? — спросил Бруно у актера.
— Угроза надо мной? Вы сошли с ума? — Лицо актера вдруг просветлело. — Ах да, легенда о фильме-убийце! Не говорите мне, что вы настолько глупы и верите в вами же написанную чушь!
— Позвольте все же заметить, что…
— Да, я знаю, три трупа, — отрезал Фонтень. — Ну и что? Совпадение. Черная полоса, так бывает.
— Да, но в этой истории…
— Прикиньте по порядку: мамаша Констан утонула…
— Не далее как вчера вечером, и уже не в первый раз, вы сказали, что считаете Тони Лафо убийцей, — бросила Маги.
— Вот как? — воскликнул заинтригованный Бруно.
— Я пошутил, — пожал плечами Фонтень.
— Согласен, все это неприятно, — тут же добавил он.
— И эта шутка забавляла вас и ваших друзей несколько дней, — настаивала секретарша.
— Как и все великие комедианты, я повторяюсь, если это приносит успех. Итак, мамаша Констан утопилась, — продолжал Фабрис, заметно возбужденный вмешательством Маги. — Что касается Эрналя, я думаю, это всего лишь самоубийство…
— А что вы думаете о втором ненайденном типе? — спросил Джо.
— Позвольте мне закончить свою мысль, — с юмором запротестовал Фабрис. — Тони убрал Эрналя, впавшего в депрессию, инсценировав сцену с катастрофой за городом.
Подобное толкование фактов никого не убедило. Тем не менее Фонтень продолжал рассуждать.
— Что до оператора, здесь, по-видимому, речь идет о преступлении. Но преступлении, не имеющем отношения к смерти Франсуазы или Эрналя. И я уверен, что полиция это вскоре обнаружит.
— Может быть, вы и правы, — согласился Бруно. — Но будет жаль…
— Жаль?
— Да, фильм, приносящий несчастья — это фантастично, волнующе… в конце концов, это мнение журналиста, а не полиции, — улыбнувшись, исправился Бруно. — Вам не будет в тягость вспомнить о съемках «Скажите, что мы вышли…»?
— Почему это должно быть в тягость? Тем более, что ни о чем необычном рассказать я не могу… кроме того, что прошло десять лет.
— Что еще?
Прежде чем ответить, Фабрис под критическим взглядом Маги нервно налил новую порцию виски.
— Что еще? Да ничего. Кто-то с кем-то спит, все толкаются локтями и ругаются… как и любая другая команда на съемочной площадке. Вы ведь знаете, что один фильм походит на другой!
— Этот был несколько необычен для того времени, — напирал Бруно. — Пять актеров, включая постановщика, три техника и дом в глуши.
— Вы абсолютно однозначно надеетесь раскопать что-то скандальное или ужасное? — бросил явно недовольный Фабрис. — Сожалею, что разочаровываю вас, старина, но я долго копался в памяти… Может быть, Эрналь чуть-чуть злоупотреблял наркотиками… но вы видели результат: шедевр! Франсуаза, та день и ночь слушала и напевала песенки Пиаф…
— А две другие актрисы?
— Сейчас я даже не помню их имен…
Фонтень лгал, Бруно мог в этом поклясться.
— Даниэль Пакен и Лена Лорд, — напомнил журналист.
Что-то проскользнуло во взгляде Фабриса, но что? Сожаление, угрызение совести, тоска — или это всего лишь воздействие алкоголя?
— Я, должно быть, флиртовал с ними… может быть, дело зашло дальше игры… Но если вспоминать все фильмы, где женщины не только по сценарию попадали в мои объятия… — ухмыльнулся он.
— А вы уже работали у мсье Фонтеня, когда он снимался у Эрналя?
Женщина хотела ответить, но актер перебил ее.
— У меня не было в то время денег на содержание секретаря, — взбешенно заявил он. — Хорошо, достаточно посмеялись. Маги, проводите ребят…
Бруно встал.
— Вы позволите мне написать, что не испытываете страха? — бросил он, перед тем как последовать за секретаршей.
— Я не только позволяю, но прошу вас. От этого зависит успех «Михаила Строгова»!
И давая понять корреспондентам «Франс Пресс», что встреча завершена, Фабрис Фонтень повернулся к ним спиной.
— Он чудит, чтобы полегче выкарабкаться, — заметил Бруно в лифте.
— Не думаю, что у него провал в памяти, — сказал фотограф, — но у меня создалось впечатление, что он не сказал всей правды…